Электронный журнал BioDat

                Была в советской России своеобразная «отдушина», сохранявшая в сфере централизованного сельского хозяйства остатки механизмов саморегуляции и самоопределения населения, российские традиции и нравы, взаимодействие природы и человека. Ее мяли, корежили, подвергали многочисленным преобразованием, пытаясь впрячь в общую госплановскую упряжь, однако она продолжала жить и осуществлять свое предназначение: сохранять человека в единстве с природным окружением. Не устояла она лишь пред лицом реформ эпохи перестройки. Не исчезла совсем, но раздробилась, деформировалась, потеряла свой единый облик, единое предназначение. Потеряла то, что позволяло именовать ее Промысловой Россией «Промысловией».
                Всю страну пронизывала система потребительской кооперации. В самом отдаленном и захудалом населенном пункте можно было встретить, если не магазин сельпо (сельского потребительского общества), то его филиал, или женщину, торговавшую от имени кооперации ходовыми товарами прямо на дому, днем и ночью. Ассортимент товаров, по крайней мере в прейскурантах, для села был почти универсальным: от соли и спичек до хомутов и дуг.
                В административных центрах функционировали районные потребительские союзы (райпотребсоюзы) в состав которых входили районные заготовительные конторы (райзаготконторы) с сетью заготовительных, приемных пунктов, Именно сюда, при отсутствии в районе специализированного охотничьего или лесного  хозяйства, охотник мог принести добытую пушнину (а в военные и первые послевоенные годы получить за нее набор дефицитных товаров, в том числе заветную муку-крупчатку), а члены его семьи – сдать собранные грибы, орехи  и ягоды. Райзаготконторы вели большую организационную работу – заключали с охотниками договора на заготовку пушнины (и при надобности выдавали лицензии), создавали грибоварочные пункты для приема и первичной переработки грибов,  осуществляли огромную повседневную работу по приемке кожевенно-мехового, вторичного и кишечного сырья – всего того, что мог дать сельский двор.
               Формально большая часть глубинной России была отнесена к районам промысловой деятельности и в ней доминировало охотничье-промысловое хозяйство. Однако, торгово-заготовительная кооперативная система была первой, изначальной а во многих районах и единственной основой этого хозяйства. Это была полезная и необходимая для государства и сельского населения организационная структура.
                Удивительно разветвленной и разнообразной была производственная инфраструктура, работавшая на охотничье-промысловое хозяйство. В глубине угодий размещались родовые и племенные территории, наследственные охотничьи угодья и рыболовные тони, закрепленные охотничьи участки, промысловые путики, простиравшиеся в общей сложности на десятки и сотни тысяч километров, огромное число промысловых избушек, зимовий, лабазов, самоловное хозяйство из бесчисленного множества капканов, плашек, кулемок, пастей.
                Первичная обработка добытой и заготовленной продукции обычно происходила в местах размещения рыболовов, охотников, сборщиков кедрового ореха, грибов и ягод. Далее часть сырья поступала для переработки и консервирования на простейшие коптильни, грибоварочные пункты и т.д., а часть – при помощи искусных рук превращалась в жилищах промысловиков в одежду, обувь, камусные лыжи, нарты.
                К местной производственной инфраструктуре следует отнести многочисленные пасеки, и водяные мельницы, которыми были насыщены многие малые реки России, и ветряные мельницы, бывшие неотъемлемой частью сельского пейзажа, и незамысловатые мастерские по обработке дерева, и скорняцкие мастерские, и кузницы, в значительной мере работавшие на нужды промысловиков
                Вся эта разветвленнейшая система нуждалась в путях сообщения, в механизмах сбыта продукции и обеспечения необходимыми бытовыми и производственными товарами. Передвижения резко активизировались в зимнее время, когда оживали бесчисленные зимники, которые вели к отдаленным населенным пунктам, к охотничьим и рыболовецким станам, к местам концентрации собранных орехов и ягод. Эти зимники требовали ухода и обновления, строительства мостиков и переездов. Сверху, из иллюминаторов пассажирских самолетов, тайга казалась безлюдной, ненаселенной, с очень редкими следами присутствия человека. Но только казалась. Под хвойным пологом тайга жила насыщенной, очень творческой и производительной жизнью
                В тридцатых годах прошлого столетия в тайгу и тундру пришла пора больших перемен. Здесь возникла и начала быстро развиваться система промысловых хозяйств. В начале 80-х годов функционировало 125 хозяйств потребительской кооперации (коопзверопромхозов), 98 хозяйств Главохоты РСФСР (госпромхозов), около 200 оленеводческих совхозов и колхозов; за ними официально было закреплено около 1 млрд. гектаров охотничьих угодий и оленьих пастбищ, почти половина территории страны! У биологического природопользования России появилась своя организационная специализированная основа! В областях, краях, АССР для руководства хозяйствами создавались тресты коопзверопромхозов, управления охотничье-промысловых хозяйств, имевшие квалифицированные кадры и отвечавшие за всю промысловую деятельность регионов. В Москве охотничье-промысловыми и звероводческими хозяйствами кооперации руководили Центрокоопушнина, Росглавкоопживсырье, а Главохоты РСФСР – Управление госпромхозов.
                Специализация таежного природопользования серьезно отразилась на инфраструктуре этой отрасли. Она стала еще богаче и разнообразнее. На окраинах населенных пунктов возникли усадьбы промхозов с обширными хозяйственными дворами, гаражами, складами, хранилищами ГСМ, лесопилками, холодильниками. Многие хозяйства обзавелись цехами для переработки сопутствующей продукции – варки варенья, отжима соков, отгонки вина, копчения рыбы, изготовления сувениров и т.д. Появились многочисленные звероводческие хозяйства и фермы, самостоятельные или входящие в состав промхозов, с набором зверокухонь, шедов, наблюдательных вышек, помещений для рабочих и инвентаря, с собственным транспортом, холодильниками и т.д.
                Интенсификация охотничьего и рыболовного хозяйства потребовала разделения территории промхозов на участки и специализированного оснащения каждого участка: строительства контор, таежных баз и подбаз, приспособленных для отдыха и производительного труда охотников и рыболовов, прокладки новых дорог и троп, устройства посадочных площадок для вертолетов и самолетов, причалов для катеров и моторных лодок.
                Промхозы не только осваивали биологические ресурсы глубинных районов, но и вели наблюдение за ними, организовывали охрану, воспроизводство.
                Развитие и совершенствование производственной инфраструктуры в тайге и тундре означало придание нового качества жизни и труда людей почти на половине территории России. Несмотря на продолжавшееся разрушение аграрного сектора страны в целом, промысловая его часть демонстрировала стремление к новым формам самоорганизации и саморегулирования, важнейшим эколого-экономическим параметрам любой природно-хозяйственной системы. Штатные охотники-рабочие промхозов и промысловых заготконтор укрепили свое социальное положение, впервые за историю отрасли получив права на оплачиваемый отпуск, больничный лист и на пенсию по старости.
                Ассортимент былой продукции охотничьих промхозов можно считать универсальным – от шкурок соболя, мяса лося, сырого и копченого лосося до гашеной извести, метел, березовых веников для поселковых бань. Промхозам удалось достигнуть предельной для их оснащенности комплексности в освоении имеющихся в их угодьях биологических ресурсов и удовлетворении запросов местного населения. Существенная часть продукции поставлялась за пределы регионов. Подобная деятельность создавала постоянные и сезонные рабочие места, занимала рабочие руки, поддерживала и рождала новые специальности – и все это касалось сотен и сотен тысяч жителей отдаленных суровых районов. Напомним, что речь идет о населении почти половины территории страны!
                О жителях, обитателях, трудягах Промысловии, можно писать бесконечно. Избавь Бог от их идеализации: непростая природная  обстановка и постоянная трудная работа придавали многим из них суровый неприступный облик. Незнакомца встречали недоверчиво, без улыбки. Были среди них болтуны, драчуны и браконьеры. «Зеленый змий» в форме медовухи, бражки, домашнего пива, настоек на диких ягодах и т.д. был непременным участником большинства застолий и пили, что называется, от души. Редкому «чужеземному» гостю удавалось выйти на своих ногах из-за стола, широкая русская душа не терпела трезвенников.
                И все-таки добродетели жителей глубинных регионов были гораздо серьезнее: трудолюбие, талантливость во всем, упорство, верность слову и человеку, надежность, неприхотливость, недюжинная физическая сила… Это не легенда – когда-то именно сибирские полки, в которых преобладали закаленные таежные охотники, действительно спасли Москву от фашистов. Прекрасные черты российского народа, лучшие его обычаи и традиции воплощали в себе окрепшие в единоборстве с природой жители Промысловии. Ее герои и героини – в превосходных произведениях писателей-«деревенщиков»: В. Астафьева, В.Белова, С.Залыгина, Б.Можаева, В.Распутина и многих других.
                Плохо известный в стране феномен российских охотничьих промхозов нуждается в особом анализе. Их значение выходит далеко за пределы охотничье-промыслового хозяйства и – полусознательно – означает переход на комплексное использование огромной биологической продукции тайги, тундр, внутренних водно-болотных угодий. Традиционное охотничье-промысловое хозяйство было лишь частью, очень важной, но частью этого хозяйственного комплекса.
                Охотничьи промхозы возникли под давлением реальной жизненной необходимости. У них отсутствовало опережающее теоретическое обоснование, прочное место в социалистической хозяйственной системе.  Являясь по существу производственно-экономическими центрами регионов на половине территории России, они были пасынками Госплана, который постыдно не знал их настоящих нужд и не удовлетворял их экономических и материально-технических потребностей. Охотникам и промысловым хозяйствам доставалась лишь незначительная часть истинной стоимости пушных шкурок и другой продукции, большую же часть отбирало государство.
                Постоянная и близорукая недооценка правительством и планирующими организациями  значения и перспектив охотничьего хозяйства и биологического природопользования в стране препятствовала полному использованию колоссального биологического, социального и экономического потенциала отрасли. Вследствие этого еще 20-30 лет назад Россия утратила положение "ведущей пушной державы мира", уступив его Северной Америке. А сейчас грибы-лисички и даже чернику мы везем из…Польши.